С.Я. Маршак. Воронежское (Из мемуаров и лирики)

Маршак С. Воронежское. (Из мемуаров и

Так случилось, что Воронежу несказанно повезло. Именно в нём, осенью 1887 года в семье Якова Мироновича Маршака и Евгении Борисовны Гительсон родился поэт, переводчик, литературовед и общественный деятель Самуил Яковлевич Маршак.

Каждый человек, где бы он не родился, с любовью и теплом вспоминает свою малую родину, место, где прошли беззаботные годы его детства. Воронежское издательство «Центр духовного возрождения Черноземного края» к 125-летию Самуила Маршака выпустило сборник, объединивший в себе страницы воронежских воспоминаний писателя и его стихи разных лет, в которых присутствуют автобиографические мотивы.

«Семьдесят лет — немалый срок не только в жизни человека, но и в истории страны.  А за те семь десятков лет, которые протекли со времени моего рождения, мир так изменился, будто я прожил на свете по меньшей мере лет семьсот. Нелегко оглядеть такую жизнь. Для того, чтобы увидеть ее начало — время детства, — приходится долго и напряженно всматриваться в даль. Конец восьмидесятых годов. Город Воронеж, пригородная слобода Чижовка, мыловаренный завод братьев Михайловых. При заводе, на котором работал отец, — дом, где я родился… Годы, когда отец служил на заводе под Воронежем, были самым ясным и спокойным временем в жизни нашей семьи»[1], — так начинает свои воспоминания Самуил Маршак.

Автор мемуаров не забыл ничего и никого — и друзья родителей, и проказы детства, первая встреча с музыкой и первый в жизни маленького Самуила пожар, все подробно и занимательно описано в книге. Мальчуган в бархатных штанишках был очень любознательным: «Часто, потихоньку от матери, я убегал обедать к рабочим, которые угощали меня серой квашеной капустой и солониной «с душком», заготовленной на  зиму хозяевами. Впрочем, наведывался я к ним не только ради этого лакомого и запретного угощения. Мне нравилось бывать среди взрослых мужчин…Помню одного из них — огромного, чернобородого, с густыми сросшимися бровями и серебряной серьгой в ухе. Он мне «показывал Москву» сажал к себе на ладонь и поднимал чуть ли не до самого потолка. Говорил этот великан хриплым басом, заглушая все другие голоса, и каждое его словцо вызывало взрыв дружного хохота.  Я был слишком мал, чтобы разобрать, о чем шла речь, но хохотал вместе со всеми. С такой же готовностью делил я с ними и обед. Они похваливали меня, говорили, что я «енарал Бородин — на всю губернию один», а я уплетал солонину…»[2].

Интересны и познавательны в книге главы о жизни писателя в Острогожске: «Переезжали из города в город, прожили год с чем-то в Покрове, Владимирской губернии, около года в Бахмуте — ныне Артемовске — и, наконец, снова обосновались в Воронежской губернии, в городе Острогожске, в пригородной слободе, которая называлась Майданом, на заводе Афанасия Ивановича Рязанцева.   Как ни различны были великорусские и украинские города, в которых довелось побывать нашей семье, — окраины этих городов, предместья, пригороды, слободки, где ютилась мастеровщина, были всюду почти одинаковы. Те же широкие, немощеные улицы, густая белая пыль в летние месяцы, непролазная грязь осенью, сугробы до самых окон зимою… Почти все детство мое прошло при свете керосиновой лампы — маленькой жестяной, которую обычно вешали на стенку, или большой фарфоровой, сидевшей в бронзовом гнезде, подвешенном цепями к потолку. Лампы чуть слышно мурлыкали. А за окном мигали тусклые фонари. На окраинных улицах их ставили так далеко один от другого, что пешеход, возвращавшийся поздней ночью домой, мог свалиться по дороге от фонаря к фонарю в канаву или стать жертвой ночного грабителя. Фонарям у нас не везло. Мальчишки немилосердно били стекла, а взрослые парни состязались в силе и удали, выворачивая фонарные столбы с комлем из земли. Где-то в столицах уже успели завести, как рассказывали приезжие, газовое и даже электрическое освещение, а в деревнях еще можно было увидеть и лучину. Это были времена на стыке минувшего и нынешнего века».[3]

Нынешний Острогожск далек от этого описания, тем ценнее для нас рассказ мемуариста.  

Все мне детство дарило,
Чем богат этот свет:
Ласку матери милой
И отцовский совет,

Ночь в серебряных звездах,
Летний день золотой
И живительный воздух
В сотни верст высотой.

Все вокруг было ново:
Дом и двор, где я рос,
И то первое слово,
Что я вслух произнес.

Пусть же трудно и ново
И свежо, как оно,
Будет каждое слово,
Что сказать мне дано[4].

Книга Самуила Яковлевича Маршака «Воронежское. (Из мемуаров и лирики)» помимо биографических сведений о писателе, содержит ещё и интересный материал для краеведческих исследований. Каков он был, Воронеж конца XIX - начала XX века? Самуил Маршак дает ответ на этот вопрос.